Романтики подвала

Этот первый клубный подвал во дворе жилого дома
по улице Карла Маркса, 69, знают в основном ветераны
Среднему и более младшему поколению красноярских спелеологов известен другой подвал — по проспекту Мира, 25.
Николай Васильевич Ларионов хорошо помнит переезд в него. Клубное хозяйство, снаряжение перевозилось на нескольких машинах, в несколько рейсов. А перед этим спелеологи всю весну расчищали полуподвальный этаж старого толстостенного дома. Чего только не обнаруживалось в метровом слое земли и сажи — рядом на полную мощность коптила котельная. Николай Васильевич нашел там старинный ковальный штопор, сейчас эта оригинальная вещица, вызывающая неизменные вопросы гостей, хранится у него дома.
Для Ларионова с третьим по счету пристанищем спелеологов связан, может быть, самый яркий период жизни. Он появился в спелеоклубе после знаменательной встречи в Торгашинской. Пришел на очередной четверг — и с тех пор, как говорит сам, не пропускал уже ни одного.
Здесь были товарищи-единомышленники. Пещеры, увлекательные экспедиции. Здесь он встретил и увидел то, чего никогда прежде нигде не встречал и не видел.
— Поедешь с нами в Польшу? — предложил ему с ходу Ефремов.
Они уже сделали несколько совместных выходов в Торгашинскую пещеру — по предложению Игоря обследовали вертикальные ее трубы с помощью штанги, и Коля Ларионов, прекрасный столбист, показал высокий класс скалолазания.
Однако Ларионов, скромнейший человек, не позволил тогда себе Польшу. Рассудил: в клубе он недавно, есть, наверное, более достойные ребята. А потом втайне очень жалел. Красноярские спелеологи совместно с новосибирцами в феврале 1969 года повторили рекорд Польши, достигнув в пещере Снежной отметки 680 метров и установив тем самым национальный рекорд СССР, — пещеры такой глубины у нас не были еще открыты.
Как жизнь кипела в подвале старого краснокирпичного дома! Ребята оборудовали мастерскую для изготовления снаряжения, фотолабораторию. Тут же действовали подводная школа, художественная мастерская по шелкографии и обработке камня.
— Это был наш дом, наша семья, — вспоминают клубовцы того периода.
Все старались что-нибудь сюда принести, и вскоре образовалось целое хозяйство, даже пылесос имелся. Женская часть использовала его для предпраздничных побелок. Праздники тоже отмечались в клубе. Новый год неизменно встречали вместе. А знаменитые спелеологические свадьбы! Более 40 свадеб — настоящие театрализованные представления, что мастерски режиссировал Александр Савин, муж одной из спелеологинь Веры Савиной, радиоинженер, альпинист. Они и сегодня вспоминаются ярчайшими страницами клубовской жизни.
Но это будет позднее. А пока не совсем расчищенный и обустроенный клубный подвал по Мира, 25, заполнялся шумным, молодым народом. Кругом на полу лежали мотки тросов. Шла интенсивная подготовка к экспедициям в Польшу и на Кавказ.
Когда красноярские спелеологи, и не только они — все наши подземники — начали спуски в пещеры, снаряжения как такового не было и в помине. Вспомните, Геннадию Коваленко на Коляжинском провале предлагалось спускаться в узкую подземную щель с кастрюлей на голове! Все в технике и тактике давалось с бою головой и руками самих спелеологов.
Где преимущественно должен находиться фонарь у пещерника? В руке — уверяли москвичи. Только на лбу — утверждали красноярцы. И вскоре у всех спелеологов Союза фонари переместились стационарно на каски. Какой должна быть лестница? Во всю длину отвеса и шириной для обеих ступней — утверждали крымчане и катили перед собой к пещере огромные бобины веревок. На одну ступню и по три шага на метр — предлагали красноярцы. И вскоре их вариант был принят за стандарт по всей стране. Это были начальные шаги, за которыми последовали более крупные разработки и решения по тактике спусков и подъемов, страховке, подводному, базовому снаряжению.
Так что изготовление новых лестниц было важным моментом клубовской жизни. И Ларионов включился в общие хлопоты — бегал, добывал дюралевые трубки, тросы. Полкилометра, километр тросов — это тебе не шутка!
Летом того же 1969 года Николай Васильевич уже без ложной скромности ехал на Кавказ на Всесоюзный семинар подготовки инструкторов спелеотуризма. И... открыл там пещеру Юбилейную. Шло учебное мероприятие, но на него собрались подземники, которым не терпелось ринуться на обследование белых пятен кавказского карста. Рядом, под ногами, наверняка лежали пустоты. Да такие, каких в Сибири, и близко не видать — толща растворимых пород на плато Арабика более двух километров.
— Осматривали каждый грот, расщелину, — вспоминает Николай Васильевич. — Прошли широким разломом метров сорок, спустились в колодец. Вижу небольшое отверстие в стене — и сразу внутри что-то сработало: пещера! Предупредил ребят, полезу, мол, гляну. Стал разбирать камни — десять минут прошло, полчаса. Слышу сверху уже голоса: чего ты там возишься — все замерзли. Но остановиться не могу — копаю. Когда первым попадаешь под землю, время теряет значение, забываешь обо всем на свете. Только бы чуть-чуть продвинуться вперед. Лежа на боку, подкатывая камни, протиснулся метра на четыре. Открылось боковое ответвление, потом и основной ход. Кинулся по нему — впереди колодец, отливает почему-то синим.
Но спускаться в него — нет снаряжения, да и времени в обрез. Но, как выяснится позже, Ларионов проторил дорожку к одной из самых интереснейших полостей с сифонами, с которой многое связано и у красноярцев, и у спелеологов других городов. Здесь открыты самые длинные водные пути в наших пещерах, поставлены рекорды по продолжительности пребывания спелеоаквалангистов под водой.
— Он не был спелеологом, — услышала я как-то о профессиональном подводнике, спускавшемся с клубовцами в обводненный сифон той же Юбилейной. Дойдя до первой узости, он повернул назад: все, конец, хода там больше нет. А пещера, как оказалось через несколько лет, шла дальше.
Это был смелый человек, но не спелеолог. Истинный спелеолог обязательно бы залез, протиснулся в эту щель. И если не с первого, то со второго, третьего раза. «Дыра» не давала бы ему покоя: а что там, впереди? Это качество — сквозное в натуре любого подземника, оно ведет его от пещеры к пещере.

Отрывок из книги
Надежды КОЗЛОВОЙ
«О чем не сказала богиня».
1991 год